За стеной поднимаются клены, листва еще зеленая, но бледная и суховатая. За деревьями — могильные плиты, Малин не видит их, но знает, что они там.
Могилы давние, в полном соответствии с названием кладбища.
Сарай с садовым оборудованием расположен в ста метрах от входа, за кладбищенской рощей, куда Малин иногда приходит.
Малин и Зак надели солнцезащитные очки и идут по одной из тщательно подметенных аллей кладбища, направляясь к силуэту возле рощи. Судя по всему, это и есть Натали Фальк.
Она невысокая, мускулистая, белая майка плотно облегает ее упругие подростковые груди. Она стоит, чуть наклонившись вперед, работая граблями. Округлые девичьи щечки, кольцо в носу, коротко подстриженные черные непокорные волосы.
Они здороваются, Зак снимает темные очки, пытаясь установить контакт.
— Отличная работа на лето. Наверное, трудно было ее найти?
— Проще простого. В такую жару! Ни один идиот не согласится все лето полоть сорняки на кладбище, но мне очень нужны деньги.
Произнося слово «деньги», Натали Фальк пинает кладбищенскую траву ногами, обутыми в ботинки от «Док Мартен».
Затем они задают вопросы о Тересе Эккевед.
— Так ты не знаешь, куда она могла отправиться?
— Понятия не имею.
— Когда ты виделась с ней в последний раз?
— Примерно неделю назад.
— Что вы с ней делали?
— Ели мороженое на Тредгордсторгет.
— Она вела себя как обычно? Ты не заметила ничего странного?
— Да нет, ничего такого особенного.
Натали Фальк старается говорить низким голосом.
По ее лбу струится пот. Как и по спине у Малин.
— Ты за нее не беспокоишься?
— Да нет. С какой стати?
— Она же пропала.
— Ну и что? Она в состоянии сама за себя отвечать.
В голосе нет тревоги, но вот взгляд? Что таится в нем?
— Я закурю, — говорит Натали.
— Нам дым не помешает, — говорит Зак. — Я всегда считал, что не продавать сигареты до восемнадцати лет — ужасная глупость.
Натали лезет в карман шорт из камуфляжной ткани, ловко выуживает пачку сигарет. Жестом предлагает: хотите? Они также знаком отказываются, и Малин задает следующий вопрос:
— Вы с ней близкие подруги?
— Нет, я бы так не сказала.
— Вы тоже познакомились на танцах? Как Петер и Тереса?
— На каких танцах?
— На совместных танцах школ Экхольма и Стюрефорса.
— Таких танцев не бывает. С чего вы это взяли?
Малин и Зак переглядываются.
— Так как же вы познакомились? — спрашивает Зак.
— В городе. Не помню точно, где и когда.
В городе. Так оно и есть. Сотни подростков, которые слоняются группками в центре города по выходным: болтают, флиртуют, дерутся, пьют.
На часах двадцать два ноль-ноль. А ты знаешь, где сейчас твой ребенок?
Нет. Понятия не имею.
— Значит, не помнишь? — продолжает Зак. — Это было очень давно?
— Год назад примерно. С ней легко. Обо всем можно поговорить.
— О чем?
— Обо всем на свете.
— А с Петером вы учитесь в параллельных классах в школе Экхольма?
— Ну да.
— И дружите?
— Ну, типа того. Болтаем на переменках, иногда вместе обедаем.
— Ты не знаешь, были у Тересы еще друзья? Не могла она уехать к кому-нибудь в гости?
Натали Фальк делает затяжку и произносит:
— He-а. Но откуда я знаю. У всех есть свои тайны.
— Она что-то скрывает, — говорит Зак, поворачивая ключ в замке зажигания. — Это ясно как божий день.
Машина снова разогрелась, будто плавильная печь.
— Все, с кем мы общались до сих пор, что-то скрывают.
— Эта Натали — крутая девица. Больше похожа на парня.
— Да, не больно-то женственная, не могу не согласиться. А Петер Шёльд врет как сивый мерин.
— Надо немедленно отдать компьютер Тересы техникам. В нем может содержаться куча полезной информации: переписка, сайты, которые она посещала.
— А Юсефин Давидссон?
— Думаю, они уже закончили обход соседних домов, — отвечает Зак и давит на педаль газа.
— Обход домов возле парка Тредгордсфёренинген ничего не дал, — говорит Свен Шёман. — Из тех немногих людей, кто оказался дома, никто ничего не видел и не слышал. Как вы знаете, в июле в городе никого нет. Боюсь, свидетели не проявятся, даже тот, кто звонил. Нам остается лишь ждать отчета Карин Юханнисон и результатов анализов — и надеяться, что велосипед где-нибудь всплывет.
Часы на стене в кухне для сотрудников показывают пять минут шестого — красная секундная стрелка движется медленно, словно старый ревматик, и уже с утра кажется уставшей от самой себя.
Поскольку их всего трое, они устроили совещание в кухне.
«Долгий был день», — думает Малин, видя, как Свен отхлебывает большими глотками кофе. Мобильный телефон, лежащий рядом с ним на столе, отключен, телефонистке на коммутаторе даны строгие указания — не принимать больше звонков из СМИ.
— Они просто спятили, — первым делом заявил Свен, когда Малин и Зак вернулись в участок. — После того как Хёгфельдт выложил свои первые статьи, они просто оборвали мне телефон. Я успел побеседовать с «Афтонбладет», «Дагенс нюхетер», «Экспрессен», «Свенскадагбладет» и принял еще массу звонков — уже не помню от кого. Из «Эстнютт» приходили и хотели взять интервью, и с четвертого телеканала тоже.
— У них летний застой, — усмехнулся Зак. — Изнасилование плюс исчезновение — на этом можно долго продержаться. Добавь сюда лесные пожары — и лето пройдет не зря.
— Ты рассказал о велосипеде?