— В течение дня мы прорабатывали различные версии, — говорит Карим и продолжает под шуршание фотовспышек: — Ожидаем в ближайшем времени прорыва в следственной работе, но в настоящий момент я не могу предоставить никакой новой информации.
— А вы, Малин, вы что-нибудь можете сказать?
Снова шуршание, всполохи вспышек, и Малин щурится.
Даниэль.
Раньше она его не видела. Должно быть, подошел позже.
— Нет.
— Ничего?
Малин видит толпу репортеров, голод в их глазах, любопытство и усталость — все то же, что и у них самих. И прежде, чем она успевает осознать происходящее, с ее губ слетают слова:
— Мы связались с психоаналитиком, который создал психологический портрет преступника или преступницы. По всей вероятности, речь идет о человеке, который сам подвергался насилию, с глубинными нарушениями образа собственного «я». Этот человек является частью общества, однако оказался на обочине. Больше я ничего не могу сказать.
— Как зовут психоаналитика?
— Этого мы, к сожалению, не можем раскрыть.
Карим глотает тот факт, что Малин выдала журналистам информацию, которую до того ни с кем из коллег не обсуждала, и сочтя, что она безвредна, добавляет от себя:
— Этот портрет неофициальный, составлен на скорую руку. В Центральном управлении криминальной полиции ведутся работы по созданию более полной версии.
— А Сулиман Хайиф? Вы продолжаете держать его в следственной тюрьме? Есть ли новые доказательства против него?
— Он пока остается в следственном изоляторе.
— Но вы думаете, что его скоро можно будет исключить из списка подозреваемых?
— Без комментариев, — говорит Карим. — Это все.
Несколько журналистов хотят взять интервью у Малин, но она отмахивается со словами:
— Дома меня ждет дочь. Я тороплюсь к дочери, извините.
Туве и Малин доедают пиццы, которые Малин купила по дороге, они уже остыли, но в такую жару холодные даже вкуснее.
Туве все еще не пришла в себя после долгого перелета. Она проспала весь день, так и не поехала купаться, даже не виделась с Маркусом, хотя и разговаривала с ним по телефону.
— Когда ты встречаешься с Маркусом? — спрашивает Малин, отправляя в рот последний кусок пиццы.
— Завтра, — сухо отвечает Туве, и Малин слышит по невеселому тону, что конец любовной истории не за горами.
«Жаль, — думает Малин. — Мне очень понравились Биргитта и Ханс, родители Маркуса. Так хорошо было посидеть с ними за ужином, пообщаться в расслабленной и приятной атмосфере».
— Ты скучала по нему на Бали?
— Не знаю, мама. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Тебе обязательно парить мне мозги Маркусом?
В гостиной слышатся позывные выпуска новостей.
— Там, возможно, покажут меня, — говорит Малин, и Туве сияет.
— Ой, хочу посмотреть!
Их сюжет третий, и в отсутствие другой информации много места уделено психологическому портрету. Малин показывают крупным планом в тот момент, когда она отвечает на вопрос; ей кажется, что она старая, усталая и измотанная, жалеет, что не накрасилась, не причесалась, хотя Карим советовал ей это сделать.
— Ты просто супер, мама, — говорит Туве и криво улыбается.
— Спасибо, это согревает.
— А что, тебе холодно?
— Да брось.
И еще одна вставка с Малин, когда ее просят дать интервью, а она нетерпеливо отмахивается от камеры со словами: «Я спешу домой к дочери».
У Туве удивленный вид.
— Зачем ты это сказала, мама?
— Не знаю. А что, глупо звучит?
— Нет, но как-то непривычно.
Затем идет прогноз погоды. Зной будет продолжаться. Облегчения пока не ожидается.
Женщина-полицейский. Малин Форс. Передо мной на телеэкране в моей тайной комнате. Складские полки прогибаются, а запах для меня не существует — только жар, ад, который я нашла сама и через который должна пройти.
Я видела, как она плавала.
В «Тиннисе».
Освежалась среди адской жары.
Она воображает, что знает, кто я? Что она может позвонить какому-то психоаналитику и узнать, кто я есть?
Говорить такое в телевизор — на всеобщее обозрение!
Если бы что-нибудь в этой треклятой жизни давалось легко, я давно выполнила бы свою миссию.
Мы могли бы снова быть вместе.
Никому из нас не надо было бы бояться или чувствовать одиночество.
Я буду как огонь — уничтожать, создавая возможности для новой жизни.
Скверна прекратит существовать, ты осквернил меня, как все всегда оскверняли меня.
Ты шевелишься во мне.
И то, что я сейчас видела, есть верный знак. Шуршание белых паучьих щупальцев с когтями кролика в пыльной кровати. Чтобы я потрясла когтями кроликов над ее шеей? Вот чего ты от меня хочешь?
Попробую когти. Они снова порвут тебя. Я отмою добела, я сделаю это. Твоя кожа станет белым платьем. Невозможно отследить, не так ли? Как вибратор. Я купила его за наличные в городе год назад. Он много таких продал, так он сказал. Я чувствовала, что он мне пригодится.
Я покажу тебе. Она станет тобой, ты станешь ею.
Ты ведешь меня в правильном направлении, Малин Форс. Боль рождает боль, боль рождает любовь. Ты упомянула свою дочь по телевизору. Почему? Наверное, она для тебя единственный свет в окошке.
Надеюсь, что она подойдет по возрасту.
Мой летний ангел.
Чистая любовь летних ангелов.
Я вижу это по тебе.
Ты тоскуешь по возрождению любви, как и я.
Я избавлюсь от своей тоски, твоя начнется.
Равновесие.
Возможно, его-то и не хватает?
Чего не хватает мне.