— Я уже говорил — сидел дома и отдыхал все тс вечера, которые вас интересуют. Слишком жарко, чтобы куда-то ходить.
— Но ведь этого никто не может подтвердить, Сулиман.
Мышцы на руках задержанного вздуваются под бежевой тюремной рубашкой, которая мала ему как минимум на два размера.
— А порнуха?
— Черт, я люблю порнуху и люблю вставлять девкам вибратор. У меня, черт возьми, встает три раза подряд, но они просят еще и еще.
— Где ты купил вибратор?
— Это не ваше дело.
— Ты настучал на Бехзада Карами. Зачем? — Голос Вальдемара тоже деловитый.
— Это сделал он.
— Скорее всего, нет. Да и откуда ты можешь об этом знать? Заведомо фальшивый донос может привести к двум годам тюремного заключения.
— Он куда-то уходит по ночам, так что это наверняка он. Во всяком случае, это может быть он.
— Что вы с ним не поделили?
— А это не твое дело, чертов легавый!
Вальдемар встает, обходит вокруг стола, делает вид, что споткнулся, и, падая, увлекает за собой Сулимана Хайифа, который ударяется носом о крышку стола. Раздается громкий треск.
— Ах ты черт, как скользко!
Сулиман Хайиф кричит от боли, из носа у него течет кровь. Пер ожидает, что в комнату ворвется Карим Акбар или Свен Шёман и положит этому конец, но никто не приходит. Сулиман Хайиф сидит напротив них, и кровь капает на тюремную рубашку.
— Скоро мы получим ответ из технического отдела по поводу вибратора, — говорит Вальдемар, снова водворившись на свой стул. — И тогда все станет известно. Так что лучше признавайся прямо сейчас.
— Мне не в чем признаваться.
Вальдемар снова встает.
Сулиман Хайиф подается назад, закрывая лицо руками.
В проходе позади комнат для допроса темно, прохладно и влажно, галогеновые потолочные светильники распространят приятный свет. Карим и Свен наблюдают за допросами Сулимана Хайифа и Лолло Свенссон параллельно, не мешают Экенбергу, пока он не зашел слишком далеко.
— Что ты думаешь?
Лицо Карима открытое, задумчивое. С каждым делом он становится все более смирным, проявляет все больше понимания к работе следователей. По мере того как росло его доверие к Малин, Заку, Бёрье Сверду и Юхану Якобссону, он понемногу расслаблялся, переходил на более мягкий стиль руководства, чем тот, который применял в самом начале, — стиль всезнающего буйвола.
Возможно, он понял, что работа следователя — это игра, в которой любопытство и полная открытость необходимы для достижения результата?
Осознал, что они и впрямь должны работать сообща, чтобы выполнять те задачи, которые на них возложены? Или увидел, что они одни на переднем крае держат оборону против зла и должны заботиться друг о друге, иначе не выстоять?
— Даже не знаю, что и подумать, — говорит Свен. — Технический отдел проверяет вибратор и делает обыск в квартире. Карин Юханнисон уже на месте, а она работает быстро. Мы проверим и его компьютер. Но это может потребовать времени.
— А Луиса Свенссон?
— Она забита и загнанна настолько, что дальше некуда. А к чему приводит такая загнанность, я уже не раз видел.
— Но все же, как ты думаешь — это она?
— Нужно побеседовать с ее матерью, — не отвечая, задумчиво произносит Свен. — Расспросить о ее детстве.
В комнате для допросов Лолло Свенссон неожиданно плюет в лицо Малин, но Малин утирается, сохраняя спокойствие.
Допрос нужно продолжать. Этот голос в данном расследовании — один из самых громких.
— Так вопрос о твоем отце был слишком щекотливым? — стерев слюну, произносит Малин. — Извини, я не знала.
— Какое он имеет ко всему этому отношение? — После вспышки ярости от вопроса, заданного Малин ранее, голос Луисы снова звучит сдержанно.
— Заявление, о котором я упоминала. Что-то произошло с тобой в детстве. Твой отец — он сделал тебе плохо?
— Он обижал тебя? — Зак придает голосу тон сочувствия и понимания.
— Об этом я не желаю говорить. Я всю жизнь положила на то, чтобы вычеркнуть его из памяти.
Лолло Свенссон совсем успокоилась, словно открыла новую сторону своей личности.
— С кем мы можем пообщаться?
— С мамой.
«Ключ ко всему этому в прошлом», — вспоминается Малин голос Вивеки Крафурд.
— Как нам ее найти?
Имя. Адрес.
— Вам это действительно надо знать?
— Мы должны искать везде.
— Я признаю, что занималась сексом с этими девочками. Но по-доброму. Я была с ними очень нежна и давала им потом деньги. Больше, чем они ожидали.
— Ты ведь не думаешь, что мы тебе поверим? Сколько в этом городе таких синих вибраторов?
Еще раз стукнув Сулимана Хайифа головой об стол, Вальдемар снова уселся на место. По пути к стулу он видит в зеркале свое отражение — лицо осунувшееся, стареющее, ускользающее понемногу с каждым днем. Он прятал лицо под маску, и оно давно сгорело под ней, потому что он следовал импульсам, отдавался самым примитивным инстинктам.
Насилие и сексуальность — одно и то же или нет?
Вальдемар знает: он уступил склонности к насилию. И знает, что никогда не соберется что-то с этим сделать. Ходить на сеансы к психотерапевту — не для него.
— Я не имею к этому никакого отношения!
Сулиман Хайиф всхлипывает, прижимает рукав рубашки к носу, пытаясь остановить кровь.
Вальдемар наклоняется над магнитофоном:
— Допрос Сулимана Хайифа окончен, шестнадцать часов семнадцать минут.
Малин сидит в туалете.
Она уже сделала свое дело, но не встает, ощущая ягодицами края потного круга. Закрывает глаза, думает.