— Это микроклимат, — говорит Вивека, откидываясь на тиковый диван. — Не спрашивай меня, откуда он берется.
Они сидят на тенистой террасе позади дома с видом на озеро, кусты рододендрона склоняются к широкой спине мужа Вивеки Яльмара, который колдует над грилем в десятке метров от них, стоя на специальной каменной площадке, встроенной в зеленый дощатый настил. Вне всяких сомнений, на террасе прохладнее — градусов на пять меньше, чем вокруг, словно близость воды и множество зелени загадочным образом охлаждают воздух.
«Как в беседке в парке Тредгордсфёренинген, — думает Малин. — Только там все наоборот — в ней было жарче».
Малин не ошиблась — возле небольшого гранитного выступа стоит у мостка моторная лодка, два шезлонга оригинального дизайна покоятся на явно искусственном песчаном пляже. Пахнет замаринованным мясом, жарящимся на решетке. Перед ними на столе — салат из бобов. Малин проводит пальцами по ручке тикового дивана — гладкая, идеально ровная, обработанная маслом поверхность твердого дерева дает ощущение покоя.
«Интересно, чем занимается твой муж?» — думает Малин, но так и не задает Вивеке этого вопроса. Просто констатирует, какой симпатичный у хозяйки муж — гигант с мягкими чертами.
Затем она смотрит в лицо Вивеке, видит удивительно немногочисленные для ее пятидесяти пяти лет морщинки, полное отсутствие следов скорби, признаки приятно проведенной жизни. Внезапно ее пронзает мысль о том, как мало она на самом деле знает о Вивеке. Есть ли у них дети? Что значит это немедленное приглашение сюда, несмотря на то что она звонила по делу?
— Есть у тебя мысли по поводу того, о чем я упомянула по телефону?
Малин рассказала о деле, над которым работает, — да и в любом случае Вивека, конечно же, читает газеты и смотрит телевизор.
— Мне хотелось бы услышать твое мнение по поводу личности злоумышленника.
— Сначала поедим.
Вскоре на столе появляется блюдо с жареными колбасками и свинина-карри. Малин с удовольствием ест, они обсуждают жару, пьют терпкое сладкое красное вино, которое прекрасно сочетается с мясом. Малин позволяет себе только один бокал, а Яльмар становится все разговорчивее: рассказывает, что он специалист по вопросам менеджмента, на сегодняшний день независимый консультант после многих лет работы на фирму «Маккинси» в Стокгольме.
Ужин заканчивается довольно быстро, и Яльмар удаляется со словами:
— Матч начинается.
— Он без ума от футбола. — Вивека разводит руками.
В этот момент Малин замечает, что терраса погрузилась в темноту и единственное освещение — это свет луны и уютные огоньки домов по другую сторону озера.
Приближающаяся ночь что-то нашептывает им, и Малин слушает Вивеку.
— К сожалению, я мало чем могу помочь. Исходя из той информации, которой я располагаю, невозможно сказать ничего конкретного. Я прошла курсы по созданию условного личностного портрета, когда мы жили в Сиэтле, и если просто сделать предположение, то речь идет об одиночке, у которого более или менее сложные отношения с матерью. Но ведь практически всегда речь идет именно о таких типах. Он живет в Линчёпинге, наверняка здесь вырос, поскольку чувствует себя очень уверенно в той обстановке, где совершает преступления или оставляет свои жертвы. И он помешан на чистоте. Но это ты наверняка уже сама поняла. Откуда это болезненное стремление к чистоте? Культ непорочности? Кто знает… Возможно, этот человек чувствует себя оскверненным. Униженным. Сексуально использованным. Или испачканным каким-то иным образом. Возможно, он пытается восстановить своего рода невинность.
— А еще? Ты говоришь «он», но может ли речь идти о женщине?
— Может быть и то и другое. Однако, скорее всего, мужчина — или мужеподобная женщина. Вероятно, сам подвергшийся насилию или посягательствам. Такая возможность всегда существует.
— А раны?
— Они разные, и это может означать, что злоумышленник пробует варианты, словно пытается найти какую-то формулу.
— У меня тоже возникала такая мысль.
— На вашем месте я бы поискала в давнем прошлом людей, которые появляются в деле. Ключ к пониманию происходящего — в прошлом. Почему это проявляется именно сейчас, знает только сам человек. Или даже он не знает.
Звонит телефон Малин. Она смотрит на дисплей, хочет ответить, но сбрасывает звонок. Вивека никак не комментирует ее действия, продолжает свою мысль:
— У него, скорее всего, есть работа, но очень мало друзей.
— Спасибо, Вивека.
Затем Малин задает вопрос, ради которого, собственно, и приехала сюда:
— Если бы я захотела допросить свидетеля под гипнозом, ты помогла бы мне это осуществить?
— Конечно, само собой.
Впервые Малин видит Вивеку радостной, преисполненной ожидания.
— Если сам свидетель даст согласие, то для меня это не проблема.
Потом они сидят молча.
Над гладью озера разносятся отдаленные взрывы смеха, затем мощный всплеск.
— Искупайся, если хочешь — говорит Вивека. — Я могу одолжить тебе купальник. И оставайся ночевать, у нас есть бунгало для гостей. А утром Яльмар приготовит нам вкуснейшую яичницу.
Малин думает.
Номер на дисплее.
— Искупаюсь с удовольствием. Но потом мне нужно домой.
Воспоминания о теплой воде озера пронизывают ее, когда час спустя она лежит в постели Даниэля Хёгфельдта и ощущает поверх себя его твердое, тяжелое, пылающее тело, как он совершает мощные толчки в глубине ее, как она растекается и превращается в поток без чувств, воспоминаний и будущего, капли без цели и направления. Тело, наполненное снами, которые стоит посмотреть, взрыв — иногда единственное, что нужно всем триллионам клеток человека.