Летний ангел - Страница 63

— Надо проверить. Но если нет, то наверняка сидит дома.

Зак стоит возле стола Малин, пока та звонит. Ждет, пока она положит трубку.

— Она дома, — говорит Малин. — Судя по всему, сама попросилась на выписку.

— Ты думаешь, теперь она что-нибудь вспомнит?

— Нет, не думаю. Но попробовать стоит.

Малин думает о Марии Мюрвалль, которая наверняка помнит нападение в лесу, но загнала саму себя в угол и теперь ведет почти животное существование, не давая воли собственному сознанию. Это то, что зло может сотворить с человеком? Очевидно.

И тут подает голос телефон Малин. Это Эбба за стойкой.

— Тут звонит человек, который хочет поговорить с тобой. Не желает называть фамилию, речь с акцентом. Утверждает, что его звонок касается дела о девушках.

— Соедини.

Голос, акцент — все предрассудки тут же снова пробуждаются. Малин не хочет приходить к такому выводу, но ей кажется, что собеседник глуп. Он произносит целую тираду, так коверкая слова, что его едва можно понять:

— Ты знаешь, этот долбаный Бехзад Карами, у него нет никакого долбаного алиби, его семья врет, он где-то был в ту ночь, и вчера ночью тоже, я знаю. Вы должны его проверить. Они все врут. Он часто занимается по ночам чем-то странным, просто исчезает куда-то.

«А ты-то откуда знаешь?» — думает Малин, спрашивает:

— Как вас зовут?

На дисплее не виден номер — мужчина, вернее подросток, звонит из автомата.

— Никак.

— Подождите…

Щелк.

Малин поворачивается к Заку — у того вопросительное выражение лица.

— Снова всплыло имя Бехзада Карами. Надо проверить его еще раз.

— Несомненно, но с кого начнем? С Бехзада Карами, Славенки Висник или Юсефин Давидссон?

Малин разводит руками.

— Как ты думаешь, у кого из них дома есть кондиционер?

— Начнем с Юсефин, — предлагает Зак. — Висник, мягко говоря, трудно застать.

35

— Карим, кажется, живет где-то здесь? — спрашивает Зак, вытирая с верхней губы капельки пота, похожие на пузырьки от ожога.

— Да, у них вилла в этом районе, — отвечает Малин и думает: а ведь Юсефин Давидссон чертовски повезло, что она осталась в живых.

Они паркуют машину возле школы. Пострадавшая живет с родителями в одном из выстроенных в ряд стандартных коттеджей. Домики маленькие, непритязательные — скромная мечта средней семьи. Деревянные, выкрашенные красной краской, они соединены друг с другом, вытянуты аккуратными рядами. Перед домами ухоженные грядки, живые изгороди, успевшие вырасти до приличной высоты за те десятилетия, которые прошли с момента застройки района.

— Мне кажется, сын Карима учится в этой школе, — говорит Малин, когда они неспешным шагом движутся к коттеджам.

Они останавливаются у дома номер двенадцать, звонят, но звонка не слышно. Малин берется за кольцо во рту у позолоченного льва, украшающего зеленую входную дверь, но едва она успевает постучать, как дверь открывается и из щелки выглядывает Юсефин Давидссон.

— Здрасьте. Вы? Чего вам надо?

— Мы хотели бы задать несколько вопросов, — говорит Малин. — Узнать, не вспомнила ли ты что-нибудь. Или, может быть, еще что-то вспомнишь.

— Проходите.

Юсефин открывает дверь. На ней просторное светло-розовое платье, волосы мокрые — Малин делает предположение, что она недавно принимала душ. Однако повязки на руках и ногах чистые и сухие.

Она идет впереди них в дом, проводит мимо кухни с белой мебелью и далее в гостиную, где стоят друг напротив друга два вельветовых дивана цвета красного вина. За окнами — небольшой участок с гамаком и пластмассовой мебелью. В комнате душно, витает слабый запах дыма, пота и самодельной карамели.

Малин и Зак садятся рядом, а Юсефин усаживается напротив. «Дома ты выглядишь старше, — думает Малин. — Словно эта стильная мебель и дешевые ковры отнимают у тебя живость».

— Я ничего не помню, — говорит Юсефин. — Да и зачем мне вспоминать, если подумать?

Она сжимает руки на коленях так, что пальцы белеют, отводит глаза и смотрит в окно на участок.

— Мамы с папой нет дома? — спрашивает Малин.

— Они работают.

Она снова поворачивается к ним.

— Они могли бы побыть с тобой, взять больничный по уходу, если ты не хочешь оставаться одна.

— Тогда они меньше получат. И потом, они предпочитают ходить на работу.

— Ты не боишься оставаться одна?

— Нет, я же ничего не помню, так чего мне бояться? Что это случится снова? Вряд ли.

«Тот человек, который причинил тебе зло, — думает Малин. — Я боюсь его, ты тоже должна бояться. Но ты разумна — какой от страха толк? Шансы, что преступник вновь заинтересуется тобой, минимальны. Если бы он или она желали твоей смерти, тебя бы уже давно не было в живых».

— Почему ты поехала в кино одна? — спросила Малин. — В кино обычно ходят с приятелями.

— Я люблю ходить в кино в одиночестве. Болтовня мешает воспринимать фильм.

— Хорошо. А теперь постарайся вспомнить. Что ты делала в тот вечер, что произошло, попытайся найти в голове какой-нибудь образ, слово, запах — хоть что-нибудь. Попытайся. Это очень помогло бы нам.

Малин пытается говорить убедительно, показать своим тоном: памятью можно управлять. И Юсефин закрывает глаза, хочет сосредоточиться, но вскоре снова открывает их, с грустью смотрит на Малин и Зака.

— Увы, — говорит она.

— А сны? — спрашивает Малин. — В них что-нибудь проявляется?

— Я не помню своих снов, — отвечает Юсефин Давидссон.

Уже выходя, Малин останавливается в холле, смотрит на свое отражение в зеркале. Через дверь слева от себя она видит, как Юсефин ставит на плиту кастрюлю с водой.