Летний ангел - Страница 33

Не отвечая, Малин думает: «Далеко ли мы уйдем, если не будем пользоваться обходными путями?»

Тереса? Где же ты все-таки?

Я нахожусь под водой? Все это зеленое, коричневое, черное, мокрое вокруг меня — водяная трава, кувшинки? Это щуки своими зубами колют меня в ноги?

Чего этот сон добивается от меня? Или я не сплю?

Но тогда все вокруг не может быть черным!

Или я ослепла?

Мои глаза сгорели? Нет, вряд ли это возможно, ведь они не болят. Они в порядке, но с ними все же что-то не то. Я пытаюсь моргать, но ничего не происходит. Папа, почему ты не придешь и не поможешь мне опустить веки? Или они опущены — хотя бы одно?

Теперь я хочу закрыть глаза. Ускользнуть из этого места, от всего этого, звуков, слов, которых я не понимаю. Они как бред сумасшедшего, как пущенная задом наперед заезженная старая пластинка с тяжелым роком.

Выключите голоса.

Отпустите мои руки.

Дайте мне пошевелить руками и ногами, пальцами и веками.

Чего хотят эти голоса, которые раздаются подо мной, нет, надо мной. Мой слух как космос, встающий из сна.

Я застряла.

В зеленом, коричневом, черном.

Во влажном пластике.

Я не хочу быть слепой.

Не хочу, чтобы горящие муравьи заползали ко мне под веки.

Почему? Папа, почему ты не придешь и не заберешь меня домой?

Я хочу поскорее проснуться.

Мне никогда не снились такие плохие сны.

Я хочу проснуться, мама. Папа.

Я хочу.

Не быть слепой.

Проснуться, проснуться, проснуться.

Но как?

Скажите, как мне проснуться?

16

Сонная возня с бумагами, безрезультатные дискуссии после утреннего совещания. Позвонить Малин еще никому не успела.

Они поехали в город. Под зонтиком на открытой веранде кафе «Юлленфикет» кажется, что в воздухе почти закончился кислород, но яркий свет еще можно переносить, сидя в тени.

Два других посетителя помимо Малин и Зака — пожилая пара, которая пьет кофе и поедает свежие пшеничные булки. Стрелка часов приближается к половине пятого. Жара превратилась в потоки света, острые, как шило, а облако из частичек гари лесных пожаров снова накрыло город.

Лед в кофе.

Con hielo.

В молчании они по очереди прихлебывают кофе, а у торговой галереи перед витринами магазина «Интерспорт» бродит туда-сюда голубь; надувные мячи и матрасы в витрине, кажется, сдуваются и оседают с каждой минутой.

— Чувствуешь запах? — спрашивает Зак.

— Да.

— Думаешь, они справятся с огнем?

— Не сомневаюсь.

Зак кивает.

— Малин, посмотри вокруг. Такое ощущение, что в городе остались только мы. Мы и те, за кем мы гоняемся.

— От этого зноя у меня такое ощущение, что мозг весит не меньше двух тонн, — вздыхает Малин. — У него нет сил думать.

— А обычно у него есть силы думать?

— Очень смешно!

— Я видел вчера по телевизору документальный фильм, — продолжает Зак, помолчав. — О природе. Там паук спаривался со своими собственными детенышами.

— Такое обычно приводит к вырождению вида.

— Как ни странно, это работает на эволюцию, — улыбается Зак. — Получился новый вид пауков с близко посаженными глазами.

Мимо них проходит молодая женщина с сенбернаром на поводке; огромное тело собаки раскачивается из стороны в сторону, словно она готова вот-вот упасть в обморок.

— Знаешь, я решила побеседовать с Натали Фальк прямо сегодня вечером.

— Давай. Только будь осторожна.

Малин вдыхает летний воздух, чувствует, как он обжигает легкие.

Они прощаются у Тредгордсторгет, и, едва Зак исчезает из виду, Малин достает телефон.

Главный врач Ханс Стенвинкель опускается на неудобный стул в своем жарком кабинете в девятом отделении университетской больницы.

Только что закончилась операция, длившаяся пять часов. Он пытался спасти ногу мотоциклисту, который столкнулся с трактором возле Несшё и был перевезен в Линчёпинг на вертолете. Время покажет, удалось ли сохранить ногу тридцатитрехлетнему лихачу: травмы были глубокие и обширные, нога разворочена от колена и до тазобедренного сустава. Хирург, сшивавший сосуды, сделал почти невозможное.

«У меня на лбу вода от умывания или пот? Черт его знает», — думает Ханс, и в эту секунду звонит телефон.

Высвечивается номер Малин. Чего она хочет?

Это мама Туве, девушки его сына Маркуса. Всегда напряженная, но ведет себя корректно, к тому же, по слухам, блестящий инспектор полиции. Всегда чем-то озабоченная, отстраненная, но после двух бокалов вина расслабляется и становится человеком. «Такое ощущение, что она не любит врачей», — всегда невольно думает Ханс в ее обществе.

— Слушаю!

— Это Малин. — Ее голос на другом конце провода не такой бодрый, как обычно, на заднем плане слышны звуки улицы. — Мама Туве.

— Привет, Малин! Как ты в такую жару? Еще не растаяла?

— Половина меня уже растеклась по асфальту.

Ханс посмеивается: она не лишена чувства юмора.

— Как там дела у Туве? Ей хорошо на Бали?

— По-моему, очень хорошо.

— Маркус сейчас на даче возле Турсхеллы, но к ее приезду он вернется в город.

— Ханс, возможно, ты можешь помочь мне в одном деле.

— Постараюсь. Что тебя интересует?

— Мне нужно знать, есть ли в нашем городе люди, лишившиеся пениса.

— Как ты сказала?

— Лишившиеся…

— Я понял.

— Это связано с делом об изнасиловании.

— Речь о той девушке, которую нашли в парке Тредгордсфёренинген?