Летний ангел - Страница 17

— Это как большой белый лист бумаги! Чисто теоретически я понимаю, что кто-то меня избил, но память — как чистый лист бумаги, и мне даже не страшно.

Она не хочет вспомнить.

Не может.

Организм защищается: прячет образы, голоса, звуки в дальний угол сознания, недосягаемый для наших мыслей.

Но воспоминания живут и прорастают там, царапают изнутри, посылая по всему телу почти незаметные волны, превращающиеся в боль, зажатость, сомнения и тревогу.

— Ты не помнишь, откуда эти раны? Или как кто-то тебя мыл?

— Не помню.

— А велосипед, что сталось с ним?

— Понятия не имею.

— Какой марки?

— Красный «Крессент» с тремя передачами.

— У тебя не было контактов с незнакомыми людьми в Интернете?

— Я таким не занимаюсь. Сидеть в чатах — скукотища.

Со стороны коридора раздается сильный стук в стену.

Малин ожидала этого. Секундой раньше Зак произнес такие слова:

— На вашу дочь напали, затем ей во влагалище ввели тупой предмет. По всей вероятности, это изнасилование.

И теперь Ульф Давидссон пинает стену, сжимает кулаки, бормочет что-то, чего Заку не разобрать. Биргитта Давидссон стоит рядом с мужем в полном молчании, неподвижным взглядом уставясь на дверь палаты.

— Но ведь она ничего не помнит, так что всего этого как будто не было, правда? — говорит она затем. — Как будто ничего не случилось, так ведь?

Ульф Давидссон приходит в себя, придвигается к жене, кладет руку ей на плечи.

— Вот именно, — подхватывает он. — Всего этого как бы и не было.

И вот семья в полном составе снова сидит перед ними на больничной койке.

Только что заданные вопросы висят в воздухе. Ответы витают вокруг, словно пылинки в луче света.

— Все разъехались, но мы решили этим летом остаться дома.

— Может быть, номер телефона подруги, с которой нам стоит поговорить?

— Да нет, подруг особо нет, так, приятельницы…

— Да, мы сидим в городе, копим деньги, чтобы зимой поехать в Таиланд.

— Я думаю, это не интересует…

— Бойфренд?

— Нет.

— Еще кто-нибудь, кто может иметь отношение к делу?

— Нет, никаких соображений.

— Понятия не имеем.

— Кто-нибудь из близких, родственников?

— Нет, — отвечает Ульф Давидссон. — Родственники живут далеко. И никто из них на такое не способен.

Две девушки. Тереса и Юсефин. И ни одна из них, кажется, не существует в реальности. Они как тени в летнем городе, невидимые и безымянные, почти взрослые, но расплывчатые, неясные, как дым отдаленных лесных пожаров.

Раздается стук в дверь, и она открывается еще до того, как кто-либо из них успевает ответить «Войдите».

Швабра с тряпкой. Гигантский чернокожий мужчина в тесном синем халате.

— Уборка, — заявляет он прежде, чем они успевают что-то возразить.

В коридоре, по пути к лифту, им попадается блондинка средних лет в оранжевой юбке.

Малин кладет палец на кнопку вызова лифта.

— Это, наверное, психолог, — бормочет Зак. — Как ты думаешь, ей удастся что-нибудь выудить?

— Надежды мало, — вздыхает Малин и думает: шансы раскрыть это дело у них появятся в том случае, если Юсефин Давидссон хоть что-нибудь вспомнит.

Или если найдется свидетель, который что-то видел, или Карин Юханнисон и ее коллеги по криминалистической лаборатории порадуют находками.

«Гипноз, — думает Малин. — Наверное, под гипнозом каждый может вспомнить все, что угодно».

9

Половина второго.

Вокруг Малин — дети, присягнувшие на верность «Макдоналдсу».

Сухой холодный воздух забирается в дыхательные пути и далее в легкие, шокирует организм, заставляет его протестовать и обороняться, хотя ощущение приятное. Яркие цвета, от которых рябит в глазах: желтый, голубой, зеленый. Клоун, кружочки с цифрами, чад из кухни.

Но здесь прохладно.

А я проголодалась.

Тонированные оконные стекла смягчают невыносимо яркий дневной свет, и можно снять солнечные очки — они окутывают реальность сумерками, которые я ненавижу. Но снаружи без солнечных очков не обойтись. Сегодня свет немилосердный — как лампа в глаза на допросе, лучи режут душу, словно остро наточенные ножи.

«Макдоналдс» у моста Браскенсбру, по ту сторону реки Стонгон, которая выходит к парку Юханнеслунд. Обычно Малин неохотно утоляет голод в сети этого всемирного спрута, но сегодня, после посещения больницы, они с Заком решают сделать исключение.

Перед детьми на столах «Хеппи мил».

Путь от главного входа в больницу до машины, оставленной на большой парковке на самом солнцепеке, заставил их усомниться в том, что при такой жаре вообще можно находиться на открытом воздухе. А затем машина — не меньше шестидесяти градусов в ее душном замкнутом пространстве, духота как в парилке, протестующий мотор, запах горячего масла и воздух из кондиционера — поначалу раскаленный, но потом божественно холодный.

В кафе несколько семей с детьми. Пара толстушек иностранного происхождения за стойкой шепчутся, хихикают и украдкой бросают взгляды в их сторону.

— А что, никак нельзя выяснить, кто звонил по поводу Юсефин? — куда-то в пространство спрашивает Зак.

— Техническая служба говорит, что невозможно. Звонили по карте. Нам придется работать дальше с этим знаком вопроса. Будем надеяться, что это лицо откликнется.

Малин откусывает очередной кусок от своего фишбургера.

— А велосипед?

— Возможно, его просто-напросто украли. Или он где-то в другом месте. Вполне вероятно, что на нее напали не там и лишь потом перетащили в парк Тредгордсфёренинген. По этому поводу ничего нельзя сказать, раз она не помнит. Надо постоянно следить, не появится ли информация о велосипеде.